Спектакль «Двойник» по «петербургской повести» Ф.М. Достоевского стал первой работой актера в Санкт-Петербурге после почти двадцатилетнего перерыва, и последней ролью в жизни артиста. Тема «двойничества» была очень важной в творческой биографии Гвоздицкого, она проявилась в таких ролях, как Ученый и его Тень в легендарном спектакле Николая Акимова «Тень» Ленинградского театра Комедии, «Арто и его двойник» Центра им. Мейерхольда (первая совместная работа режиссера В. Фокина и В. Гвоздицкого), она нашла отражение в нескольких ролях В. Гвоздицкого по произведениям Достоевского – Ефимович в «Кроткой» самим актером определялся как своеобразный двойник главного героя, в спектакле «Скверный анекдот» за Пралинским следовал Двойник в исполнении Евгения Горчакова, а в спектакле «Играем “Преступление”» Раскольников и Порфирий Петрович воспринимались не только как антиподы, но и как своеобразные двойники.

Критики считали роль Голядкина-старшего ярким этапом в творческой биографии Гвоздицкого.
Наталья Казьмина писала: «Выбрав В. Гвоздицкого на роль Голядкина, Фокин идеально угадал актера. Гвоздицкий, как никто, чувствует Достоевского. Способен заставить зрителя слушать себя и зримо подает это слово в зал. Он умеет причудливо выпевать, выдыхать, выплевывать эти странные, болезненные исповеди писателя. Умеет сохранить мысль и боль в захлебывающемся словами, задыхающемся монологе» [17, с. 41].

Елена Дьякова назвала роль Голядкина-старшего одной из лучших в творческой биографии актера: «Кажется, это одна из лучших ролей Гвоздицкого. Поэтикой полужеста, бормотания, нервного вскрика с комком в горле он владеет, как немногие. “Петербургская гофманиана” – его стихия. Господин Голядкин – смятенная, ветром гонимая, церемонная, возвышенная, тщеславная душа» [11].

Виртуозной посчитала игру Гвоздицкого Елена Герусова: «Болезненные переживания титулярного советника – чванящегося, желающего всех осадить и стесняющегося самого себя – “голядки этакого”, желающего выказать обществу благородное презрение и быть принятым, виртуозно играет Виктор Гвоздицкий» [9].

Дуэт Гвоздицкого и Девотченко был воспринят критиками неоднозначно. Кому-то, как Артуру Соломонову, этот дуэт показался убедительным: «Основное пространство отдано героям Виктора Гвоздицкого и Алексея Девотченко. Оба играют замечательно. Существование Гвоздицкого (Голядкина) до появления на сцене Девотченко-двойника – томительное ожидание» [10].

От точности партнерской игры зависела атмосфера спектакля, по мнению Марины Токаревой: «Гвоздицкий воплощает “достоевское начало”, играет драму унижения, непрерывной оскорбленности. Его Голядкин колеблется между фантастическим и реальным миром, между вымыслом и умыслом. Двигается от отталкивающего “Голядки” к облику трагического Пьеро, от суеты и крысиного мельтешения к тихому: “Я не ветошка! Не ветошка!”, брошенному в зал с такой силой, что, кажется, слышишь гамлетовское “...играть на мне нельзя!..”. Гвоздицкого оттеняет точный партнер. Девотченко играет резко: вначале “кукла” учится подчиняться, копирует старших. Затем сорвет с себя шевелюру-парик, станет хозяином, бритым “уголовником” с блатными замашками; вместо душещипательной гитары в руки скакнет разудалая гармошка» [12].

Евгений Соколинский писал: «Надо заметить, баланс между двумя Голядкиными на премьере и в последующих спектаклях существенно менялся. Первоначально детальная, негромкая игра Гвоздицкого “тушевалась” на фоне энергичной, броской игры Алексея Девотченко. Движения Гвоздицкого замедленны – у Девотченко стремительны; речь Гвоздицкого нарочито невнятна, с заиканием, у Девотченко – четко артикулирована, репризно подана. Если Девотченко по своей стилистике – персонаж из сегодняшнего дня, то Гвоздицкий – из XIX века. <…> На более поздних спектаклях двух главных протагонистов удалось сбалансировать, хотя подвижность Якова Петровича – Девотченко не может не привлекать (или развлекать) в противовес изнуренности Якова Петровича - Гвоздицкого» [22, с. 194].

Ирина Алпатова предположила, что трактовка образа В. Гвоздицким не вполне совпадала с режиссерской: «А в спектакле между тем вырисовывается еще один двойник. По крайне мере, кажется, что восприятие Голядкина режиссером и артистом существенно разнится. И если первый предлагает жесткость оценки, то актер настаивает на сопереживании. Сам Гвоздицкий – артист парадоксальный. Абсолютно послушный режиссерской воле, он в то же время умудряется предъявить залу и свое видение. Не разрушая тем самым продуманности режиссерской концепции, но внятно намекая на возможность иного решения. Голядкин Гвоздицкого одержим “мировой скорбью”, не слишком склонен к иронии, порой чрезмерно трагичен. Но именно это опять-таки парадоксально оставляет зрителю, желающему самому во всем разобраться, простор для собственного свободного восприятия» [18].

Именно в спектакле «Двойник» Виктор Гвоздицкий вышел на сцену в последний раз 28 апреля 2007 года. Валерий Фокин вспоминал: «Это был последний спектакль “Двойник”, потому что на следующий день Виктор Гвоздицкий уехал в Москву, попал в больницу и уже больше не вернулся. Я знал, что он болен, у него была высокая температура, мы думали, что это просто какая-то инфекция, не понимали, что происходит. Я зашел в зрительный зал где-то в середине “Двойника”, – думал, зайду просто на секунду, взгляну и уйду. И я простоял, наверное, минут тридцать, потому что он играл потрясающе. Он играл как в последний раз. Интуитивно я это почувствовал. Может быть, даже и от физического состояния шла какая-то воспаленность в роли, которая легла на Достоевского, лихорадка, безумие от него прямо исходило. Зал сидел как вкопанный. Я смотрю иногда на ярусы, на зрителей, – так вот, в тот раз тишина была гробовая. Тысяча человек, а как будто пустой зал, как будто нет ни одного человека. Он здорово играл. Я ему потом еще успел сказать: слушай, это было потрясающе. А ему уже было очень тяжело, он действительно, как будто прощался. Прощался с этой ролью, с театром...» [28].