Спектакль «Играем “Преступление”» стал третьей совместной работой Камы Гинкаса и Виктора Гвоздицкого. Роль Порфирия Петровича в исполнении Виктора Гвоздицкого была настолько яркой и неординарной, что вызвала дискуссию в печати.

Так, Наталья Крымова увидела в образе, созданном Гвоздицким, черта: «Гвоздицкий в этой роли похож на черта, который человеческой речью по-своему, по-чертовски, виртуозно играет – то что-то занятное шепчет себе под нос, то, оказывается, знает “Мороз и солнце, день чудесный”, то может появиться в форточке, прямо с улицы. А в финале вдруг, приняв земной облик, может сказать с пронзительной искренностью, что он человек “совершенно поконченный”. Все это легко, ненатуженно, ибо – естественно» [12, с. 8]. С ней не соглашалась Зара Абдуллаева: «Так Гвоздицкий обходит традиционную трактовку Порфирия Петровча – прокурора, демона, прорицателя. И играет… друга человека. Без кавычек. Нежного, умного и властного защитника Раскольникова. <…> Он знает все о Раскольникове, как о самом себе, но бессилен ему помочь, как бессилен помочь самому себе» [13]. Другую трактовку предложила Вера Максимова: «Порфирий В. Гвоздицкого – это победительность интеллекта, и строгость, и властность, и профессиональный, по роду службы, блеск, перед которыми не может не капитулировать «теоретик» Раскольников. Это почти балетная легкость, изящество перемещений, преображений, изящество ироний» [8, с. 3].

Большинство критиков сошлись на том, что в образе, созданном Гвоздицким, главенствовало игровое начало. Галина Холодова писала: «Очевидно, “многоголосие” свойственно не только романам классика, но и его персонажам, каждый – богатый красками и противоречиями целый мир голосов. Наглядным доказательством этому является Порфирий Петрович Гвоздицкого. Какие только маски этот законник на себя ни напяливает, какие только обличья ни примеряет, чтобы достичь цели. Делает он это с поразительной легкостью. Не потому ли, что в нем все эти противоположные “голоса” прекрасно давно уживаются, тогда как у другого они находятся в мучительном противостоянии. Какой-то театр одного Порфирия Петровича» [14]. По-другому игровое начало интерпретировала Юлия Маринова: «Виктор Гвоздицкий так же тонок, изящен, ироничен, точен, как везде в режиссуре Гинкаса, будь то “Пушкин и Натали”, или “Записки из подполья”. Белый клоун в кремовом костюме с сигаретой между тонких пальцев, фиглярствующий там, где фиглярства не ждешь, серьезный – вдруг, играющий – всегда. Художники любят так писать портреты: один глаз мертв, другой – смеется. Гвоздицкий пишет так своего Порфирия» [9, с. 5].
Центром спектакля был дуэт Порфирия Петровича в исполнении Виктора Гвоздицкого и Раскольникова в исполнении финского актера Маркуса Гротта.

Критик Мария Седых писала: «“Наше” и “их” противостояние ярко, внятно и полнокровно выражено в дуэте В. Гвоздицкого и М. Гротта. Игра Гвоздицкого (Порфирий Петрович) вновь захватывает нервной, парадоксальной, беспощадной нюансировкой, как и в “Записках из подполья”, тоже созданных в соавторстве с Гинкасом. В “Преступлении” добавляется новая тема – соревновательная, ревниво-беспокойная: не от поединка же следователя с подозреваемым, финал которого давно известен, исходит такой заразительных азарт? Он от актерского поединка, победа в котором каждый вечер непредсказуема. [10, с. 59].

Михаил Смоляницкий, вспоминая спектакль, писал: «Гвоздицкому недаром удается Достоевский – писатель, у которого слова и фразу перемигиваются и двойником чреват любой смысл, любой образ. После его Порфирия Петровича в спектакле «Играем “Преступление”» (реж. К. Гинкас), совсем недавно шедшем на сцене ТЮЗа и сделавшемся легендой еще вживе, иные Порфирии Петровичи представляются с трудом: он был настоящий». [16, с. 47].
В 1992 году Кама Гинкас получил за спектакль премию «Московские сезоны» за лучшую режиссерскую работу.
Спектакль имел успешную сценическую судьбу, но шел недолго.